[shizuku]

Санкт-Петербург это чудовищное место. Город пышный, город бедный. Пышный - в крохотном райончике, от фантастически грязного канала Грибоедова до не менее загаженной Мойки, в пресловутом "золотом треугольнике", где риэлтеры с квадратными глазами безнадежно пытаются отыскать чудом непроданную квартиру. Бедный - во всех остальных районах. Дело не в деньгах; речь - о судьбе.
В то, что Петербург существует, не верится даже спустя триста лет после его основания. Он построен он вопреки всему - природе, народу, России, миру. С природой ясно: на болотах ни один вменяемый архитектор строить не станет. "Здесь совершилось чудовищное насилие над природой и духом" (Г. П. Федотов).
Вопреки - собственному, Петром нелюбимому народу: сотни тысяч рабов, согнанных на строительство, жующих раз в день древесную кору, находили здесь последний приют. Город стоит буквально на костях новгородцев, вятичей, киевлян, финнов, шведов. Обилие могил никого не пугает и сейчас. Бывший полпред Черкесов, по слухам, купил два дома у Марсова поля. Жить рядом с мертвыми считается намного престижнее.
Вопреки - Москве, поскольку старая столица на двести лет потеряла законный статус. Много потеряла и вся Россия - потому что именно из Петербурга, из этого вырубленного каленым железом окна, пахнуло на страну чуждым нерусским духом. Как говорил Иван Аксаков Достоевскому: "Первое условие для освобождения в себе плененного чувства народности - возненавидеть Петербург всем сердцем своим и всеми помыслами своими..."
Все прекрасное в европейском исполнении при перенесении сюда утрачивало свое обаяние, приобретая инфернальные или просто дурацкие черты. Белинский: "Питер имеет необыкновенное свойство оскорбить в человеке все святое..." Достоевский: "Мы заперлись и отгородились от русского народа в чухонском болоте..."

Город умышлялся и вопреки соседям - чтобы насолить им по первое число. "Отсель грозить мы будем шведу" - вот цель и оправдание его существования. Может ли быть позитивным то, что сделано вопреки всему божескому и человеческому? Это не вопрос, это ответ.
Ах, да: еще - вопреки законам всемирной истории. Все мировые столицы росли исподволь, ширясь и прирастая богатством граждан. Только Петербург появился вот так - вдруг, на пустом месте, ни с того ни с сего... "Москва выросла - Петербург выращен, вытащен из земли или даже просто "вымышлен"..." (Мережковский).
Даже законы топонимики Петербург умудрился нарушить. "Лондон" - не переводится на английский, "Париж" на французский. А в названии "Санкт-Петербург" - космополитическое смещение целых трех языков: латинского (sanctus, святой), греческого (petros, камень) и немецкого - burg, крепость. И все это в русской транскрипции...

"Петербургу быть пусту" - вот ключевая итоговая формула, которая приписывается первой жене Петра, отправленной им в монастырь царице Евдокии. Формула, оправдавшаяся на все сто процентов.

Чудовищен главный обман Петербурга, главное его противоречие - между фасадом и сущностью. Об этом - классическая гоголевская фраза: на Невском - "все мечта, все не то, чем кажется на первый взгляд".

Это и не город вовсе, а громадная декорация. Большие потемкинские деревни, грандиозная бутафория. Такие скучные вещи, как удобство человеческой жизни, здесь в расчет не принимаются. К чему? В театрах не живут.

Потрясенный Астольф де Кюстин писал: "Калмыцкая орда, что разбила лагерь в лачугах, окружив скопление античных храмов; греческий город, спешно возведенный для татар, словно театральные декорации, декорации блистательные, но безвкусные, призванные обрамлять собою подлинную и ужасную драму, - вот что сразу же бросается в глаза в Петербурге..."

И еще: "Я изумлялся на каждом шагу, видя непрекращающееся смешение двух столь различных искусств: архитектуры и декорации. Петр Великий и его преемники воспринимали свою столицу как театр..."

Петербург на каждом шагу цитирует великие европейские города, но это - цитаты, исковерканные нетвердой рукой пьяного в стельку переводчика.

Кто спорит? В Петербурге есть роскошные фасады. Зайдите, однако, во дворы: все на редкость убого, серо, муторно, тесно, зловонно. Безоконные глухие стены. Записанные парадные с оторванными ручками. Записанные лестницы с разбитыми навсегда ступенями и окнами. Узенькие проходы-колодцы, ведущие в новые трущобы. Изнанка роскошного фасада ужасает любого непредвзятого зрителя. Скорость перехода внешней красоты во внутреннее уродство много выше скорости неверного света, освещающего это дивное зрелище. Ни в одном городе мира нет таких мгновенных и необъяснимых переходов от безмерной роскоши к невыносимому убожеству.

Пресловутая красота города не терпит близкого рассмотрения. Иначе оказывается, что и зодчие строили не самые лучшие, средние по европейским меркам, и ошибок немало понаделали... "Все скучной поражает прямотой, В самих домах военный виден строй" (Мицкевич). Необыкновенная красота города - расхожий миф, в ряду десятков других, в том числе - о "мессианском предназначении России", о ее "особой духовности".

Город, за вычетом золотого треугольника, на редкость уродлив. Насквозь сгнившие старые районы, убогие многоэтажки спальных районов. Не верите - совершите от Невского десятиминутную прогулку в любую сторону, хотя бы к Обводному. А потом отправляйтесь в клоаку Купчина...

Несмотря на присутствие в городе людей, жить в Петербурге решительно невозможно. "Основная единица Москвы - дом, поэтому в Москве много тупиков и переулков", - пишет Юрий Тынянов. В Петербурге все наоборот. "Улицы в Петербурге образованы ранее домов, и дома только восполнили их линии. Площади же образованы ранее улиц. Поэтому они совершенно самостоятельны, независимы от домов и улиц, их образующих. Единица Петербурга - площадь..." Тут не до частностей. Не до жизни. "Едва ли не главной достопримечательностью выросшего на болоте великого города было отсутствие в нем естественных хозяев, потомственных бюргеров, истинных горожан. Петербуржец был изначально чужим в стенах собственного города..."

Раньше, во времена империи, сюда приезжали делать карьеру. Сейчас это опять-таки не город для жизни, а просто большой и несуразный музей. Это экспозиция, не судьба. Здесь жил Пушкин, там был несчастен Гоголь, тут проигрывал в карты Некрасов. Это беспорядочное скопление культурного наследия, но только не актуальной культуры. Музейная пыль бьет в нос: проходя мимо памятников, начинаешь путать, "чьи гробницы - цареубийц или царей" (Г. П. Федотов). Отсюда - дикое количество занудной краеведческой литературы и самое большое число экскурсоводов на душу населения по стране.

Этот город бесчеловечен - потому что просто не рассчитан на человека. Зато он предполагает присутствие многочисленных врагов, угрожающих этому якобы форпосту культуры и цивилизации. Главный враг - Москва, отобравшая имперское величие. По мысли местных псевдоинтеллектуалов, сегодняшняя столица - большая деревня, которая низменно прагматична, и думает только о деньгах - в отличие от высокодуховного Питера.

Ежедневно в полдень город вздрагивает от очередного пушечного выстрела. По кому стреляет пушка? Где прячутся враги на этот раз? Право, жаль, что это пушка, а не бумеранг.

Чудовищен петербургский климат. Вечный мрак и сырость, серая пелена, в которой снуют бледные отсыревшие лица. Ветер, дующий со всех четырех сторон.

"Что за виды, что за природа! Воздух подернут туманом" (Гоголь). Это "край, где болотистые испарения и разлитая в воздухе сырость проникают в каменные дома и кости человека, где нет ни весны, ни лета, ни зимы, но круглый год свирепствует гнилая и мокрая осень, которая пародирует то лето, то зиму..." (Белинский). "Начинается день безобразный, Мутный, ветреный, темный и грязный" (Некрасов)... Медный всадник "ужасен... в окрестной мгле" (Пушкин). Город внушает вполне определенные чувства: "какой-то страх за самого себя, страх от этих сплошных почти массой идущих домов, широких улиц, чугунных решеток и холодом веющей Невы... гнилой, склизлый город... проклятое марево, где гибнет человек, его лицо" (Достоевский). "В Петербурге жить - словно спать в гробу" (Мандельштам). "Для пришельца из вольной России этот город казался адом. Он требовал отречения - от солнца, от земли, от радости" (Г. П. Федотов).

Невыносимая погода в Петербурге наводит на мысли о катастрофическом будущем города. "Мне сто раз среди этого тумана задавалась странная, но навязчивая греза: "А что как разлетится этот туман и уйдет кверху, не уйдет ли с ним вместе и весь этот гнилой, склизлый город, подымется с туманом и исчезнет, как дым, и останется прежнее финское болото?"..." (Достоевский).

Многие исследователи отмечают, что жизнь в Петербурге требует постоянного напряжения, как физического, так духовного. Это жизнь над пропастью, над зияющей бездной. Смертность здесь всегда самая высокая в России, число самоубийств - на тридцать-сорок процентов выше среднего.

Однако петербуржцы и петербурженки (это омерзительное слово так любят нараспев произносить по местному радио) гордятся трудностью существования в городе и любуются своими страданиями. Ответить на вопрос "как дела" что-то бодро-оптимистическое так же неприлично, как справлять нужду мимо унитаза. Дела, разумеется, всегда обстоят плохо. Голова болит, насморк замучил, соседка по коммуналке (сволочь!) опять, напившись, стащила котлету прямо со сковородки.

Нормальный житель города страдает 24 часа в сутки и несет этот крест со скорбным достоинством, считая, что страдания свидетельствуют о его необычайной духовности. Быть здоровым - абсолютно не красит городского интеллектуала, это просто стыдно. Недавно в одном интервью писатель Попов с упоением рассказывал о каком-то своем знакомом, у которого были больная печень, сердце и еще букет страшных диагнозов. Врачи категорически запретили этому человеку пить. И что же? Демонстрируя невероятный героизм, тот продолжал ходить по друзьям и пил, много пил - судьбе назло! И веселился от души! Умер, правда, очень рано, но зато как он красиво пил! Попов пропел настоящий гимн щедрости души этого бедняги...

С самого возникновения Петербург был городом умалишенных, безумцев, чудаков. О городских сумасшедших написана не одна книга. Здесь всегда был центр целителей, блаженных, лжелекарей и лжепророков, и работа у них не переводилась. Главная местная святая Ксения Петербуржская тоже была обыкновенной юродивой. Сорок пять лет она бродила по городу в одежде покойного мужа и под его же именем.

Именно в больном Петербурге, в отличие от здоровой Москвы, всегда существовал культ страдания, причем явно с садомазохистским уклоном.

Кстати, о сексе. Нормального полноценного, радостного секса тут никогда не было. Истинный петербуржец - вечно кашляющий и чихающий, с серым лицом и воспаленными от сырости глазами, любит только свой город и самого себя. Он одинок по определению. Чем больше коммуналка, в которой он обитает, тем более он, разумеется, одинок. Понятно, что коммуналки - еще один бич Петербурга - препятствуют нормальной половой жизни.

Чудовищно навязываемое властью заблуждение о Петербурге как о "культурной столице" России. За этим определением, которое повторяется как мантра и прессой, и властью, нет никакого смысла. С точки зрения юридической это просто бред: здесь не находится ни один орган управления культурой, никаких полномочий всероссийского масштаба у города нет и в помине. Единственную забаву - пятый канал, который изредка смотрели в других городах, - у Петербурга давно отняли.

А с точки зрения человеческого потенциала это и вообще смешно. Пресловутый миф об "особой интеллигентности петербуржцев" не выдерживает никакой критики. Достаточно посмотреть мрачную картину "Взятие Бастилии", регулярно возникающую при подходе любого транспорта в час пик, чтобы понять, кто есть ху. А что тут удивляться? После блокады в городе осталось всего триста тысяч человек, и остальные - приезжие со всех мест, кто угодно, только не петербуржцы.

Сейчас историческая часть города занимает только семь процентов территории. Истинный Питер - это хрущобы, трущобы, корабли и урчащие самолеты над Московским районом. И еще новые памятники, которые говорят сами за себя.

Уличные шедевры открываются нынче уже по нескольку раз в неделю - такое бывало только в двадцатые годы. Какие-то придурковатые кошечки и собачки на Малой Садовой. На Одесской улице - тупой фонарщик, на Малой Конюшенной - дурак-городовой, на Итальянской, рядышком с Пушкиным, - умный Остап Ибрагимович Бендер. У цирка - жуткий клоун на мотоцикле, на Невском - белый медведь...

Поистине ужасен памятник Александру Невскому у Лавры, уже прозванный в народе регулировщиком: полное ощущение того, что князь регулирует движение и вот-вот бросится взымать дань с водителей.

Не менее ужасен памятник другому Александру - Карелину, который так понравился самому чемпиону...

На самом деле Петербург - не культурная и не физкультурная столица России (здесь же все постоянно болеют!), а столица криминальная. Причем дело даже не в обилии подстроенных нераскрытых убийств, совершенных в центре города, и не в количестве краж и разбойных нападений средь бела дня. В этом городе три века подряд царит криминальный дух. Само строительство Петербурга было грандиозным преступлением. Поэтому только здесь могло придуматься такое: поставить посреди города Петропавловский равелин - государственную тюрьму! - как самое красивое сооружение.

В этом городе совершены все культовые российские убийства - от старушки-процентщицы до царя-освободителя. Именно здесь произошли самые кровавые революции.

Криминальное сознание так же отличает петербуржцев, как вечные болезни, серость лиц и тотальное одиночество. Только в Петербурге мирно уживаются две радиостанции, гоняющих блатняк и гоп-стоп-музыку. Причем обе находятся в самом верху рейтингов.

Не лишайте город заслуженного лидерства; как триста лет назад, так и сейчас, он - криминальная столица России.